Что нового, мой милый Лодовико?
Я очень рад, что вижу вас, синьор.
С приездом вас приветствую.
Спасибо!
А Кассио? Где он? Как поживает?
Живет, синьор.
У мужа моего
С ним вышли неприятности большие,
Но, верно, ты уладишь это все.
Ты думаешь?
Что, друг мой?
«Постарайтесь
Исполнить то, когда хотите вы…»
Он не к тебе, кузина, обращался:
Он занят весь письмом. Так генерал
И Кассио поссорились?
К несчастью.
Я все дала б, чтоб помирить их снова:
Ведь Кассио я от души люблю.
Огонь и ад!
Мой друг?
В уме ли ты?
Он сердится?
Расстроило, быть может,
Его письмо? Мне кажется, что в нем
Приказ ему в Венецию вернуться
И Кассио сдать должности свои.
Ах, этому я очень рада!
Право?
Мой друг…
Я рад, что ты с ума сошла.
Отелло мой, что это значит?
Дьявол!
Чем заслужить могла я?
Генерал,
Вот этому никто бы не поверил
В Венеции, хотя бы я поклялся,
Что видел сам. Синьор, уж это слишком!
Просите же прощения у ней:
Она в слезах.
О дьявол, дьявол, дьявол!
Когда б земля беременеть могла
От женских слез, то каждая слезинка
Рождала бы, наверно, крокодила.
Прочь с глаз моих!
Чтоб не сердить вас больше,
Я ухожу.
Уходит.
Покорное созданье!
Ах, генерал, молю вас, воротите
Ее сюда!
Синьора!
Что, мой друг?
Ну, вот она. Что вы сказать хотели?
Кто? Я? Синьоре?
Да, желали вы,
Чтоб воротил ее я к вам. О, может
Она идти и возвращаться вновь,
И вновь идти, и снова возвращаться,
И плакать – да, и плакать. О, синьор,
Покорное она – как вы сказали –
Покорное создание! Плачь, плачь!
Что ж до того, синьор… О, как искусна
Ее печаль!.. Что до того письма,
В котором мне приказ домой вернуться…
(Дездемоне.)
Ступай – пришлю я после за тобой!
(Лодовико.)
Исполню я веление сената
И возвращусь в Венецию!
(Дездемоне.)
Прочь! Вон!
Дездемона уходит.
Я Кассио сдам должность, а сегодня
Я вас прошу отужинать со мною.
Я очень рад вас видеть здесь, синьор,
Душевно рад. – Козлы и обезьяны!
Уходит.
И это вот тот благородный мавр,
Которого сенат наш называет
Всех совершенств полнейшим образцом?
И это вот тот благородный дух,
Которого не могут тронуть страсти;
Та твердая и честная душа,
Куда пройти не может, уязвляя,
Стрела судьбы иль случая удар?
Он далеко не тот, что был.
Здоров ли
Он головой? Не поврежден ли ум?
Он то, что есть. Я осуждать не смею
И лишь могу молиться, чтоб он был
Тем, чем бы мог он быть.
Жену ударить!
Ну, можно ли?
Да, это, признаюсь,
Нехорошо. Но я желал бы, право,
Чтоб хуже он не делал ничего.
Что, он всегда так поступает или
Мое письмо в нем взволновало кровь
И довело до первого проступка?
Увы, увы, нечестно было б мне
Рассказывать, что видел я и знаю!
Увидите! Его поступки все
Вам объяснят и без моих рассказов:
Вы можете следить и замечать.
Как больно мне, что в нем я так ошибся.
Уходит.
Комната в замке. Входят Отелло и Эмилия.
Так ничего не видела ты?
Нет,
И ничего не слышала; мне даже
Подозревать не привелось!
Однако
Ты Кассио встречала вместе с ней?
Встречала, да; но ничего дурного
Не видела, хоть каждый слог их речи
Я слышала.
Как, неужель они
Между собой ни разу не шептались?
Нет, никогда.
И от себя ни разу
Тебя не отсылали?
Никогда.
Как будто бы за веером, за маской…
Нет, генерал, ни разу.
Непонятно!
В том, что она невинна, я готова
Душой своей ручаться; если ж вы
Другого мненья – измените мысли:
Они мутят напрасно ваше сердце.
Когда внушил сомненье это вам
Какой-нибудь бездельник, пусть его
Постигнет то проклятие, что небо
На змея-искусителя послало!
Уж ежели она не беспорочна,
И не верна, и нечиста душой,
Так нет мужей счастливых в этом мире:
Чистейшая из жен тогда гнусна,
Как клевета.
Зови ее ко мне.