Как – на сцене появились дети? Кто же их содержит? Кто платит им? А когда голоса их окрепнут, – будут ли они продолжать свое дело? Пожалуй, когда они обратятся во взрослых актеров, – а это наверное случится, – средств для жизни у них не будет, и они скажут, что главными их врагами были те, кто так неосмотрительно отнесся к их будущности.
Много было препирательств с обеих сторон. Общество не считает преступлением – натравливать спорщиков друг на друга. Бывали случаи, что пьеса только тогда и имела успех, когда дело доходило до побоища.
Возможно ли?
Да, принц; и сколько голов было проломлено!
И дети победили?
Да, принц: и Геркулеса, и его ношу.
Нечему удивляться. Вот мой дядя теперь король Дании. Те, кто при жизни моего отца, бывало, строили ему рожи, дают теперь двадцать, сорок, пятьдесят, даже сто дукатов за его миниатюру. Черт возьми! В этом есть что-то сверхъестественное. Если б философия могла это разрешить…
Трубы за сценой.
Вот и комедианты!
Ну, я очень рад, господа, видеть вас в Эльсиноре. Спутники приветствий – вежливость и церемония. Так вот я и хочу быть радушным с вами, – а то прием комедиантов, который будет очень хорош, – покажется вам любезнее того, что я оказал вам. Очень вам рад! Но мой дяденька-отец и тетушка-мать в заблуждении…
Насчет чего, дорогой принц?
Я безумен только при северно-западном ветре. Когда же дует с юга, я отличаю сокола от ручной пилы…
Входит Полоний.
Привет мой вам, господа!
Слушай, Гильденстерн, и ты тоже: при каждом ухе слушатель. Этот большой младенец еще до сих пор в пеленках.
Чего доброго, он снова в них попал: ведь говорят, старость второе детство.
Я предсказываю, что он пришел сообщить мне о комедиантах. Увидите! Да, вы правы: в понедельник утром – действительно, это было тогда.
Ваше высочество, – у меня есть новости для вас.
И у меня, государь мой, есть новости для вас. Когда еще в Риме был актер Росций…
К нам приехали актеры, ваше высочество.
Да ну!
Докладываю вам по чести, приехали.
По чести твоей приехали? Дорога для ослов…
Самые лучшие актеры в мире! Всё играют: трагедии, комедии, драмы исторические, идиллии, идиллии комические, идиллии исторические, трагедии исторические, идиллии трагико-комико-исторические. Комедии, что ни к какому разряду не подходят. Сенека для них не слишком тяжел, Плавт не слишком легок. И для написанных пьес, и для импровизаций это единственные исполнители.
О, Иефай, судия израильский, какое у тебя было сокровище!
Какое было у него сокровище, принц?
Какое?
«Он дочь прекрасную взрастил,
Ее лелеял и любил…»
Вы про мою дочь.
Ну, разве я не прав, старый Иефай?
Если вы меня называете Иефаем, ваше высочество, – то правда – у меня есть дочь, и я ее очень люблю.
Нет, – вовсе не это следует.
А что же следует, принц?
«По воле Господней…» Ты знаешь дальше? «Случился вдруг у ней недуг…» В первой строфе рождественской песни ты найдешь продолжение. Вот идут виновники моего перерыва…
Входят четыре-пять комедиантов.
...Добро пожаловать, дорогие мои, добро пожаловать! Я очень рад вас видеть. Очень рад, друзья мои! О, старый мой друг! Как лицо твое переменилось с тех пор, как я тебя видел. Ты явился в Данию хвастать передо мной своей бородкой? А, моя юная дама! Клянусь Богоматерью, вы, сударыня, ближе к небесам с тех пор, как я видел вас, на целый каблук! Дай Бог, чтобы ваш голос не звучал как надтреснутая негодная монета. Ну, добро пожаловать! Приступимте к делу сразу, как французские сокольники: налетим на все, что ни увидим. Возьмемся прямо за монологи. Давайте образчик вашего искусства. Ну, прочувственную тираду!
Какую тираду, ваше высочество?
Ты как-то декламировал мне ее: она всегда выпускалась на сцене. Может быть, ее читали всего один раз, так как пьеса не имела успеха у большинства. Это было лакомство – осетровая икра, недоступная для толпы. Но, по моему и по мнению тех, чье мненье я ставлю выше моего, – это была прекрасная пьеса, чудесно разделенная на картины, написанная просто, но с талантом. Я помню, замечали, что в стихах мало соли – слишком пресно; нет ничего такого, что называется вычурностью. Более гладко, чем приятно, больше красивости, чем аляповатости. Мне особенно нравился рассказ Энея Дидоне о смерти Приама. Если ты его еще не забыл, начни с того стиха… Постой… Постой…