Бьюсь об заклад, что все-таки ничего не выйдет.
Уходят.
Перед домом Оливии. Входят Себастиан и шут.
Так вы хотите уверить меня, что я не за вами послан?
Довольно! Ты, я вижу, – глупый парень,
И потому оставь меня в покое!
Славно разыграно! Значит, я вас не знаю, и графиня не посылала меня за вами, чтобы пригласить к ней на пару слов, и зовут вас не господин Цезарио, и это не мой нос? Словом, все не так, как оно есть?
Поди и расточай свое безумье
Перед другими. Ты меня не знаешь.
Расточать свое безумье! Это словечко он подслушал у какой-нибудь знатной особы и теперь применяет его к дураку. Расточать свое безумье! Право, того и гляди, что этот огромный болван – мир – сделается модным франтом. Пожалуйста, брось свои причуды и скажи, что мне следует расточать перед графиней? Не весть ли о том, что ты придешь?
Оставь меня в покое, безобразник!
Вот деньги, на, а не уйдешь, тебя
Я награжу монетою похуже.
Клянусь честью, у тебя щедрая рука. Мудрецы, дающие деньги дуракам, приобретают себе добрую славу тем, что без устали набивают их карманы деньгами.
Входят сэр Тоби, сэр Эндрю и Фабиан.
А, сударь, попались! Вот вам!
(Бьет его.)
А вот тебе и сдачи. Да что, здесь все перебесились?
Остановись, или шпага твоя полетит к черту!
Сейчас все расскажу графине. Я и за два пенса не хотел бы сидеть в одной из ваших шкур.
Уходит.
Перестаньте, будет!
Оставь его – я иначе с ним расправлюсь: я привлеку его к суду за побои, и, если в Иллирии есть еще законы, он за это поплатится. Хоть я и первый ударил, это неважно.
Прочь руку!
Нет, сударь, я вас так не отпущу. Шпагу в ножны, юный вояка! Хоть вы и храбры, но все-таки довольно.
...
Не дамся я. Ну, что теперь ты скажешь?
Ступай, а нет – так шпагу вынимай.
(Обнажает шпагу.)
Что? Что? Стало быть, непременно нужно выпустить унции две твоей дерзкой крови?
(Обнажает шпагу.)
Входит Оливия.
Стой, Тоби, если жизнью дорожишь!
Графиня!..
Ужели никогда свой буйный нрав,
Беспутный человек, ты не изменишь?
Ты создан, чтобы жить в горах пустынных,
Средь скал, где общежития не знают.
Прочь с глаз моих! А ты не оскорбляйся,
Цезарио мой добрый!
(Сэру Тоби.)
Дерзкий, прочь!
Уходят сэр Тоби, сэр Эндрю и Фабиан.
Мой милый друг, не предавайся гневу,
Пусть разум твой, не страсть, судьею будет
Над этим грубым, наглым нападеньем
На твой покой. Пойдем, я расскажу
Тебе про шутки буйные его,
И сам же ты над ними посмеешься.
Прошу, побудь со мной, не удаляйся.
Будь проклят он! Тебя он оскорбил,
В тебе мое он сердце огорчил.
Откуда этот вихрь, видений полный?
О, усыпите чувства Леты волны!
Что это – наважденье или сон?
Коль сон таков, пусть вечно длится он!
Пойдем, прошу! Иди за мною смело.
Охотно.
Слово будь отныне дело.
Уходят.
Комната в доме Оливии. Входят Мария и шут.
Пожалуйста, надень эту рясу да прицепи бороду, и уверь его, что ты отец Маврикий. Поторапливайся, а я тем временем схожу за сэром Тоби.
Уходит.
Ладно, надену рясу и прикинусь попом. Да, впрочем, не первый я притворщик под такой рясой. Я не так тучен, чтобы оказать честь моему званию, и не так тощ, чтобы сойти за усердного книжника; однако считаться честным человеком и хорошим хозяином не хуже, чем прослыть великим ученым, исхудавшим от ночных бдений. Но вот идут мои добрые помощники.
Входят сэр Тоби и Мария.
Да благословит тебя Юпитер, отец Маврикий!
Bonos dies, сэр Тоби. Как седовласый пражский отшельник, не умевший ни читать, ни писать, очень мудро сказал племяннице короля Горободука: «То, что есть, – есть», так и я: поколику я – патер Маврикий, потолику я – патер Маврикий. Ибо что такое «то», как не «то», и что значит «есть», если оно не «есть»?
Поговори с ним, отец Маврикий.
Эй, кто там? Да будет мир в сей темнице!
Каналья хорошо подражает: ловкая каналья!
Кто меня зовет?
Отец Маврикий, пришедший посетить одержимого бесом Мальволио.
Отец Маврикий, отец Маврикий, добрый отец Маврикий, сходите к моей госпоже!
Изыди, окаянный! Зачем истязуешь ты сего человека и говоришь только о женщинах?