Ха-ха! В самом деле?
Тише, тише! С ним надо обходиться ласково. Отойдите в сторонку. Что с тобой, Мальволио? Как ты себя чувствуешь? Помни, друг мой, надо бороться с дьяволом: ведь он враг рода человеческого.
Понимаете ли вы, что говорите?
Видите, как он сердится, когда плохо говорят о сатане! Дай Бог, чтобы он не был околдован!
Показать бы его мочу ворожее.
Завтра же утром, непременно. Графиня ни за что на свете не хотела бы его лишиться.
Это еще что, сударыня?
О Господи!
Пожалуйста, замолчи! Надо действовать совсем иначе. Разве вы не видите, что вы его только раздражаете? Оставьте меня с ним наедине.
Не иначе, как ласкою; лукавый зол и не терпит насилия.
Ну, что ты поделываешь, голубок мой? Как поживаешь, мой цыпленочек?
Сударь!
«Поди сюда, Бригитта!» Нет, сударь, важному человеку не пристало играть с сатаной в бабки. Изыди, окаянный!
Заставьте его прочесть молитву, добрейший сэр Тоби, заставьте его помолиться.
Молиться, обезьяна?
Видите, я вам говорила: он и слышать не хочет о божественном.
Чтоб вам всем повеситься! Болваны, ничтожные твари, я не чета вам! Я вам еще покажу!
Уходит.
Возможно ли?
Если бы это представить на сцене, я бы назвал это, пожалуй, неправдоподобной выдумкой.
Душа его отравлена нашей шуткой.
Так не отставайте от него, чтоб шутка наша не выдохлась.
Право, мы его сведем с ума.
Тем спокойнее будет в доме.
Пойдем, свяжем его и посадим в чулан. Племянница моя уже уверена, что он сошел с ума, и мы можем продолжать нашу шутку себе на потеху, а ему на муку до тех пор, пока нам самим не надоест, а тогда можно и сжалиться. Мы поведем дело судебным порядком, а тебе, Мария, выдадим премию за изловление сумасшедших. Но смотрите, смотрите!
Входит сэр Эндрю.
Еще потеха для майского утра!
Вот вам вызов, читайте! Ручаюсь, что уксусу и перцу в нем достаточно.
Неужели он такой острый?
О да, ручаюсь. Прочтите только.
Давай сюда. (Читает.) «Молодой человек! Кто бы ты ни был, ты все-таки собака».
Изящно и храбро!
«Не удивляйся и не изумляйся в душе своей, почему я тебя так называю, ибо я не скажу тебе причину».
Славный крючок! На нет и суда нет.
«Ты приходишь к графине Оливии, и она любезничает с тобой на моих глазах. Но ты лжешь – я тебя вовсе не за это вызываю».
Весьма кратко и поразительно бессмысленно!
«Я подстерегу тебя, когда ты будешь возвращаться домой, и если тебе посчастливится меня убить…»
Славно!
«…то ты убьешь меня, как мерзавец и мошенник».
Лазейку ты себе оставил.
«Прощай, и Господь да помилует одну из наших душ! Он может помиловать и мою, но я надеюсь на лучшее. Итак, берегись! Твой друг, смотря по тому, как ты меня встретишь, или твой заклятый враг – Эндрю Эгьючик». Если это письмо его не взорвет, так его и порохом не сдвинешь с места. Я отдам ему послание.
Вот подходящий случай для этого: он сейчас разговаривает с графиней и скоро выйдет.
Ступай, сэр Эндрю, и подстереги его в уголке сада, как заправский сыщик. Как только завидишь его, обнажи шпагу и окати его потоком ужаснейших ругательств. Часто случается, что как проревешь громовым голосом самую страшную ругань, так прослывешь храбрецом гораздо больше, чем от настоящего дела. Марш!
Ну уж ругаться-то я умею.
Уходит.
Письма я, конечно, не отдам. Судя по манерам этого юноши, он умен и хорошо воспитан, да и посредничество его между Орсино и моей племянницей подтверждает это. Поэтому письмо не испугает его, так как оно глупо как нельзя более, и он сразу же увидит, что оно написано ослом. Вместо этого я устно передам ему вызов, наговорю с три короба о храбрости Эндрю и внушу юноше высокое мнение о его ярости, ловкости и горячности. Он так молод, что поверит всему. Это их обоих так напугает, что они уничтожат друг друга взглядом, как василиски.