Я не хочу отягощать тебя;
Я знаю, молода ты и легка…
Да, так легка, что дурню не поймать,
Хоть все же вешу столько, сколько надо.
Ты легче пчелки.
Ты дурней сыча.
Эй, берегись, поймает сыч голубку.
Бывает, что голубка бьет сыча.
Ну полно, осочка! Уж слишком злы вы.
Коль я оса, так жала берегись.
Как оберечься? Взять его да вырвать.
Такой дурак и не найдет его.
Ну, кто не знает, где у ос есть жало?
В хвосте.
Нет, в языке.
В чьем языке?
В твоем, что мелет о хвосте. Прощайте.
Как, мой язык у вас в хвосте? Ну нет,
Кет славная, я дворянин.
Увидим.
(Бьет его.)
Клянусь, начнете драться – я вас стукну.
Тогда герба лишитесь:
Прибив меня, лишитесь вы дворянства,
А кто не дворянин, тот без герба.
Впиши же и меня ты в свой гербовник.
На шлеме что у вас? Петуший гребень?
Будь курочкой. Могу быть и без гребня.
Нет, не по мне петух: кричит нескладно.
Ну полно, Кет, зачем глядеть так кисло?
От кислых яблок – сразу кисну.
Здесь кислых яблок нет: чего же киснуть?
Есть, есть.
Да где?
Жаль, зеркала нет под руками.
Вы про меня?
Хоть молод, а догадлив.
Для вас, клянусь Георгием, я молод.
Потерты.
От забот.
Мне нет заботы!
Останьтесь, Кет, не уходите так.
Сержу вас только, лучше уж уйти.
Ничуть. Я нахожу вас очень милой.
Мне говорили, вы резки, сварливы.
Я нахожу, все эти слухи ложны.
Ты весела, приветлива, любезна,
Речь медленна, но сладостна, как цветик.
Ты хмуриться, коситься не умеешь,
Губ не кусаешь, как другие злыдни;
Перечить у тебя охоты нет,
И женихов ты принимаешь кротко,
Воспитанно вполне, благопристойно.
Что ж мне болтали, будто Кет хромает?
Пустые сплетни! Кет стройней орешин,
Как веточка пряма! Смуглей ореха,
Но ядрышка его гораздо слаще.
Пройдись, я посмотрю. Ты не хромаешь!
Приказывай, дурак, своей прислуге.
Могла ль Диана рощу так украсить,
Как Кет покой сей – царственной походкой?
Будь ты Дианой, а Диана – Кет, –
Кет девственной была б, Диана – резвой.
Где это научились краснобайству?
Экспромты всё: я в матушку умом.
Вот умница! Сынка ума лишила.
Что ж, я простак?
Пусть ум и греет вас.
Согреюсь я вполне в твоей постели.
А посему довольно болтовни.
Скажу я прямо: ваш отец согласен
Вас выдать за меня. Сошлись в приданом.
Хотите ль нет ли, быть уж вам за мною.
Я буду мужем, Кет, как раз по вас.
Клянусь тем часом, как тебя увидел
И красотой твоею я пленился,
Ничьей другой не будешь, как моею.
Я родился, чтоб укротить вас, Кет,
Из дикой Кет совсем ручную сделать,
Как подобает быть домашним, Кет.
Вот ваш отец. Чтоб не было отказа!
Я должен Катарину в жены взять!
Возвращаются Баптиста, Гремио и Транио.
Ну как, Петручио, поладили вы с дочкой?
Могло ли быть иначе?
Не понапрасну тут я торопился.
Что ж, дочка Катарина, вы грустны?
Зовете дочерью – и в самом деле
Вы, как родитель, обо мне печетесь,
За полоумного меня просватав.
Головорез какой-то и дурак,
Что думает нахальством победить!
Вот, батюшка, в чем дело: вы и все,
Болтавшие о ней, болтали зря.
Она упряма для отвода глаз,
На деле ж незлобива, как голубка,
Не горяча, прохладна, словно утро.
Терпением она равна Гризельде,
А чистотой Лукреции подобна.
В конце концов, мы так сошлись друг с другом,
Что в воскресенье уж сыграем свадьбу.
Тебя повесят раньше.
Петручио, слышал ты: тебя повесят раньше.
Вот как у вас! Так наше дело – дрянь.
Спокойней, господа. Мной выбор сделан.
Коль оба мы довольны, вам-то что?
Мы с ней между собой уговорились,
Что на людях, как прежде, злючкой будет.
Я уверяю вас: нельзя представить,
Как влюблена она в меня. О прелесть!
На шее так и виснет, поцелуи
Без перерыва, клятвы так и сыплет, –
И в миг один любовь во мне зажгла.
Вы новички! Когда б вы только знали,
Как может быстро усмирить чертовку
Любой тихоня, с ней вдвоем оставшись!
Дай руку, Кет. В Венецию поеду,
Куплю там подвенечные уборы. –
О пире и гостях, отец, заботьтесь;
Милее всех, уверен, будет Кет.