Невежа! Стукни, говорю тебе, у меня поздоровее.
Стукнуть вас, сударь? Сударь, сударь, да кто я такой, чтобы вас стукнуть?
Невежа, стукни, повторяю, в дверь,
Не то башкой поплатишься, поверь.
Хозяин – драчун ведь. А тресни-ка я,
Сейчас бы пропала башка вся моя.
Исполнишь приказ мой?
А то подыму я такой трезвон,
Что всякие sol, fa из уха вон.
(Дерет его за ухо.)
На помощь! Мой барин сошел с ума!
Исполнишь приказ мой, плут, негодяй?
Входит Гортензио.
Что такое? В чем дело? – Старый мой друг Грумио и старый друг Петручио! – что делается у вас в Вероне?
Пришли, Гортензио, драку вы разнять?
Con tutto il cuore ben trovato, могу сказать.
Alia nostra casa ben venuto, molto honorato signor mio Petrucio.
Встань, Грумио, – уладим вашу ссору.
Нет, это не такое дело, сударь, чтобы латынь могла помочь. Разве это не законный повод отказаться от службы? Видите ли, сударь, он приказал мне стукнуть его, да поздоровее. Разве это дело – слуге стукнуть своего господина, хотя бы тот и насчитывал тридцать два очка?
А жаль, ей-богу, что не стукнул я, –
Целей была бы голова моя.
Бессмысленный тупица! – Я, Гортензио,
Велел мошеннику стучать вам в двери
И исполнения не мог добиться.
Стучать в двери! Господи Боже мой, разве вы не сказали мне ясно и просто: «Негодяй, стукни меня, стукни меня хорошенько, стукни меня поздоровее»? А теперь поехали – стучать в двери.
Совет мой: отойти и замолчать.
Оставьте, я за Грумио ручаюсь.
Случилось, верно, недоразуменье
Меж вами и добрейшим, верным Грумио.
Какой счастливый ветер вас занес
К нам в Падую, друг милый, из Вероны?
Тот ветер, что гоняет молодежь
Искать удачи далеко от дома,
Где опыта не жди. Сказать короче,
Синьор Гортензио, вот дело в чем:
Антонио, родитель мой, скончался,
А я отважно в лабиринт вступил,
Ища женитьбы выгодной и счастья.
В кармане – кроны, дома есть добро, –
И я решил постранствовать по свету.
А что, коль я тебе, без дальних слов,
Посватаю строптивую жену,
Такую, что не поблагодаришь?
В одном ручаюсь, что она богата,
Богата очень. Впрочем, ты мне друг,
Не для тебя она.
Друзья, как мы, Гортензио, друг друга
Поймем без слов. Когда тебе известно,
Что для меня достаточно богата, –
А деньги – вот мой свадебный припев, –
То будь уродом, как жена Флорентия,
Сивиллы старше, злее и упрямей
Сократовой Ксантиппы, даже хуже, –
Она решенья моего не сломит,
Чувств не изменит, – пусть ее шумит,
Как вал Адриатического меря.
Хочу богатой быть я женихом,
А значит – и счастливым женихом.
Ну, посмотрите, сударь: он так прямо и говорит, что думает. Дайте ему только вдоволь золота – и он женится хоть на кукле, хоть на булавке; будь старая карга без единого зуба во рту, у которой столько болезней, сколько у пятидесяти двух кляч, – он на это не обратит внимания, раз за нею можно взять деньги.
Мы так с тобой далеко зашли,
Что я всерьез хочу продолжить шутку.
Петручио, я могу тебе посватать
Богатую красивую девицу,
Вполне воспитанную по-дворянски.
Один порок в ней, но порок немалый:
Нрав у нее невыносимо злой,
Строптивый и упрямый до того,
Что, будь мои дела в расстройстве полном,
Ее за золотой рудник не взял бы.
Молчи, ты силы золота не знаешь.
Скажи, как звать отца, – с меня довольно.
Хочу идти на приступ, – пусть шумит,
Как гром грохочет из осенних туч.
Отец ее – Баптиста Минола,
Почтенный и любезный дворянин,
Она же Катарина Минола,
Известная у нас за злой язык.
Отца я знаю, хоть ее не знаю;
Покойный батюшка его знавал.
Не буду спать, пока с ней не увижусь,
И потому – простите неучтивость –
Я тотчас же покинуть должен вас,
Коль неугодно вам пройтись со мною.
Прошу вас, сударь, – пускай его идет, куда вздумается. Помяните мои слова: если б она его знала так же хорошо, как я, она бы бросила думать, что руганью можно на него подействовать. Хоть двадцать раз назови его негодяем, ему хоть бы что. А он раз начнет, так всю свою тараторику выложит. Уверяю вас, сударь: свяжись она только с ним, так он такие фигуры залепит ей в фигуру, такие выражения пустит в ход, что лицо ее потеряет всякое выражение, и на свет божий она будет глядеть не лучше слепого котенка. Вы его не знаете, сударь!
Постой, Петручио, я с тобой пойду.
Мой клад хранится также у Баптисты;
Алмаз души моей там на запоре;
Меньшая дочь, прекраснейшая Бьянка,
Сокрыта от меня и от других
Соперников моих по сватовству.
Приняв в расчет, что будет невозможно
При всех изложенных мной недостатках
Ему пристроить Катарину замуж,
Такой порядок он установил:
До Бьянки никого не допускать,
Пока не сбыл проклятой Катарины.