Да, кажется, что вы; не отпирался
Я никогда.
Напротив – вы клялись,
Что никогда ее не получали.
Кто ж эту клятву слышал?
Слышал я
Вот этими ушами – это знаешь
Ты хорошо. Стыдись, несчастный! Больно,
Что ты живешь меж честными людьми.
Ты поступил, как негодяй, решившись
Так оскорбить меня. Я отстою
Немедленно и честь мою, и честность,
Коль вызов мой посмеешь ты принять.
Осмелюсь я и жду тебя, бездельник!
Они обнажают мечи. Входят Адриана, Люциана, куртизанка и слуги.
Остановитесь, не деритесь с ним:
Безумный он! Оставьте, ради Бога!
(К своим провожатым.)
Скорей его схватите снова; меч
Возьмите у него; свяжите также
И Дромио и отведите их
Ко мне домой.
Ах, сударь, ради Бога,
Бежим, бежим! В какой-нибудь приют
Укроемся. Я вижу там аббатство.
Войдем туда – или погибли мы!
Антифол Сиракузский и Дромио Сиракузский укрываются в аббатстве. Входит игуменья.
Мир, братья, вам! Зачем сюда так шумно
Теснитесь вы?
Чтоб взять там моего
Несчастного, безумного супруга.
Позвольте нам войти, чтоб мы могли
Связать его и отвести лечиться
Ко мне домой.
Я так и знал, что он
Сошел с ума.
Теперь я сожалею,
Что обнажил мой меч против него.
Давно ли им безумье овладело?
Всю прошлую неделю был он зол,
Угрюм, суров, совсем не тот, что прежде;
Но никогда до нынешнего дня
Болезнь его еще не доходила
До бешенства такого.
Может быть,
Он на море богатств своих лишился?
Не схоронил ли друга своего
Любимого? Не вовлекли ли сердца
Его глаза в преступную любовь?
Ведь этот грех так свойствен молодежи,
Не любящей стеснять свои глаза.
Какому же из этих всех несчастий
Подвергся он?
Ни одному из них,
Последнее, быть может, исключая;
В кого-нибудь влюбился, верно, он
И убегать стал из дому.
За это
Бранить его вам следовало.
О,
Я сколько раз бранила!
Верно, слишком
Умеренно?
Насколько позволял
Мой кроткий нрав.
Конечно, не при людях?
Нет, и при них.
Нечасто, может быть?
Мы ни о чем другом не говорили.
В постели я ему мешала спать
Упреками; от них и за столом
Не мог он есть; наедине – лишь это
Служило мне предметом всех бесед;
При людях я на это намекала
Ему не раз; всегда твердила я,
Что низко он и гадко поступает.
Вот отчего и помешался он.
Речь ядовитая жены ревнивой –
Смертельный яд, смертельнее, чем зуб
Взбесившейся собаки. Нарушала
Ты сон его упреками – и вот
Бессонница расстроила рассудок.
Ты говоришь, что кушанья его
Укорами ты вечно приправляла;
Но при еде тревожной не варит
Как следует желудок – и родится
От этого горячки страшный пыл.
А что же есть горячка, как не тот же
Безумия припадок? Говоришь
Ты также мне, что весело развлечься
Мешала ты упреками ему.
Отсутствие отрадных развлечений
Что за собой влечет? – одну тоску
Озлобленную, родственницу злого
Отчаянья, лишенного надежд,
И вслед за ней несметную фалангу
Недугов зачумленных, в нашу жизнь
Вливающих отраву. Быть лишенным
Веселья, пищи, сна – от этого, поверь,
Лишится разума и человек, и зверь.
Из этого всего я вот что вывесть смею:
Его свела с ума ты ревностью своею.
Ах, кротостью дышал всегда ее упрек,
Меж тем как он был груб, и вспыльчив, и жесток.
Как можешь ты укоры эти молча
Сносить, сестра?
Ее слова во мне
Заставили зашевелиться совесть.
Прошу вас, люди добрые, скорей
Войти туда и взять его.
Не смеет
Никто войти в мой дом.
Так ваши слуги
Пусть выведут супруга моего.
И этому не быть. Мою обитель
Убежищем священным он избрал –
И охранит от ваших нападений
Она его, пока я вновь ему
Не возвращу рассудка, иль не буду
Убеждена, что все мои труды
Бесплодными остались.
Я желаю
Ходить за ним, быть нянькою его,
Сиделкою и доктором; ведь это
Обязанность моя, и не хочу
Я никаких помощников. Позвольте ж
Мне взять его домой.
Нет, потерпи!
Не выйдет он, пока не испытаю
На деле я всех средств, известных мне,
Целительных сиропов и настоев,
Святых молитв, чтоб снова вышел он
Из рук моих здоровым человеком.
Так поступать велит мне мой обет,
Предписывает орден мой; оставь же
Его со мной и уходи.
О нет,
Я не уйду и мужа не оставлю!
Вам, при таком священном сане, быть
Разлучницей супругов не пристало.
Иди домой, не выдам я его.
Уходит.
Пожаловаться герцогу должна ты
На это притесненье.