Кто скажет «Я несчастней всех?» – Вот я
Еще несчастней стал.
Безумный Том!
Несчастье худшее приходит раньше,
Чем выговоришь: «Я всего несчастней!»
Куда идешь?
То полоумный нищий?
Безумный он и нищий.
Раз побирается, он – не безумен.
Такого встретил я прошедшей ночью.
Подумал я, что человек – червяк,
И сына вспомнил, хоть к нему враждебен
Тогда был. Кое-что с тех пор узнал я.
Мы для богов – что для мальчишек мухи:
Нас мучить – им забава.
Как же быть?
Ведь нелегко играть шута пред скорбью,
На зло себе и всем. – Привет, хозяин!
Это и есть тот нищий?
Да, милорд.
Уйди, пожалуйста. А если хочешь
Почтенье оказать по старой дружбе,
То догони нас по дороге в Довер
И принеси ему, чем бы прикрыться,
Чтоб быть поводырем мне.
Без ума он.
Безумец – вождь слепому в наши дни.
О чем просил тебя, как знаешь, сделай;
Теперь же уходи.
Я дам ему свой праздничный костюм,
Что выйдет, то и выйдет.
Уходит.
Эй ты, бедняк…
Том зябнет!
(В сторону.)
Не могу я притворяться.
Поди сюда, бедняга.
А надо…
(Глостеру.)
Мир твоим глазам кровавым.
Дорогу в Довер знаешь?
Перелазы и калитки, конные дороги и пешие тропки. Бедный Том лишился разума. Благословен будь, сын доброго человека, от нечистой силы! Пять бесов зараз обитали в бедном Томе: любострастия – Обидикат, Хобидиданс – князь немоты, Маху – воровства, Модо – убийства, Флибертиджиббет – кривлянья и ломанья, который теперь перешел к горничным и камеристкам. Будь благословен, хозяин!
Вот кошелек. К тебе судьба жестока,
Но, к счастью для тебя, со мной несчастье.
Всегда бы небо так распределяло!
Те люди, что в избытке, в неге тонут,
Поработив закон твой, и не видят
В бесчувствии, пусть власть твою узнают.
Тогда с распределеньем без избытка
У всех бы было вдоволь. – Довер знаешь?
Да, сударь.
Там есть утес, высокою вершиной
Ужасно он навис над океаном.
Сведи меня на самый край его –
И отпущу тебя я, наградив
Тем малым, что имею. А оттуда
Вести не надо будет.
Дай мне руку.
Бедняк тебя проводит.
Уходят.
Перед дворцом герцога Альбани. Входят Гонерилья и Эдмунд.
Добро пожаловать. Я удивляюсь,
Что кроткий муж не встретил нас.
Входит Освальд.
Где герцог?
Он дома, но ужасно изменился.
Я доложил, что высадилось войско, –
Он улыбнулся. О приезде вашем
Узнав, сказал: «Тем хуже». Сообщил я
О Глостера изменах и услугах,
Что оказал нам сын его, – ответил,
Что я дурак и ничего не смыслю.
То, что всего скверней, ему приятно,
А доброе – противно.
Не входите.
От страха муж постыдно обессилел:
На оскорбления не отвечает.
О чем в пути был разговор – все в силе…
Обратно к брату поезжайте, Эдмунд.
Сберите войско, станьте во главе.
Я здесь займусь и дам веретено
Супругу в руки. Сообщаться будем
Чрез этого слугу. И ваша дама,
Коль действовать в свою решитесь пользу,
Обрадует вас вестью. Вот, носите!
(Дает ему ленту.)
Нагнитесь! Если б поцелуй посмел
Сказать, в тебе запрыгало бы сердце.
Пойми же и прощай.
До гроба ваш!
Мой милый, милый Глостер!
Уходит Эдмунд.
Мужчина от мужчины как отличен!
Вот ты – вполне достоин женской ласки,
А мной дурак владеет.
Сударыня, супруг.
Уходит. Входит Альбани.
Иль встречи я не стою?
Гонерилья,
Не стоите вы пыли, что нам ветер
В лицо несет. Мне страшен ваш характер.
Природа, что пренебрегает корнем,
Сама себя в границах уж не сдержит.
Кто хочет быть отрезанною веткой
Ствола живящего, тот лишь как хворост
Годится для сожженья.
Пустейшая тирада!
Пустым – все пусто: разум, доброта;
И вонь своя милее. Что вы, тигры,
Не дочери, наделали теперь?
Отца, благословенного годами, –
Медведь бы им почтенье оказал –
Вы, звери, выродки, с ума свели.
Как добрый брат мой это допустил?
Король ему всегда был благодетель.
Воочию, коль небо не пошлет
Нам духов, чтоб остановить злодейства, –
Настанет час,
Что люди пожирать друг друга станут,
Как чудища морские.
Муж молочный!
Ты щеки носишь только для пощечин;
Что, у тебя во лбу нет глаз, чтоб видеть,
Где честь, а где позор? Что, ты не знаешь,
Что сострадать – преступно там, где надо
Предупредить злодейство? Что ты спишь?
Войска французов к нам в страну вступили,
В пернатом шлеме враг тебе грозит,
А ты, дурацкий проповедник, вопишь:
«Увы! К чему это?»