Туш. Входят Лир, Корнуол, Альбани, Гонерилья, Регана, Корделия и приближенные.
Ввести гостей: француза и бургундца.
Да, мой король.
Уходят Глостер и Эдмунд.
Мы ж огласим сокрытое желанье.
Подайте карту. Знайте: разделили
Мы королевство натрое, решив
С преклонных наших лет сложить заботы
И поручить их свежим силам. Мы же
Без груза к смерти побредем. Корнуол
И Альбани, нам столь же милый сын,
Решили обнародовать мы ныне
Приданое за дочерьми, чтоб споры
Предотвратить навеки. Оба принца,
Французский и Бургундский, что так долго
Любовь оспаривали младшей дочери,
Ответ сейчас получат. Объявите ж
Теперь, когда от власти отрекаюсь,
И от земель, и от самодержавья,
Скажите, дочери: как мы любимы?
Чтобы щедрее доброта открылась
В ответ любви природной. Гонерилья,
Тебе как старшей – речь.
Я так люблю вас, что сказать не в силах.
Вы мне дороже глаз, свободы, мира,
Всего, что ценится и что бесценно,
Дороже жизни, красоты и чести.
Дитя не может так отца любить.
Бедны слова, и речь моя бессильна;
Не выразить, как вы любимы мною.
А что Корделии? Любя, молчать.
Все, что лежит меж этими чертами,
С лесами темными, с полей богатством,
С реками полными, лугов пространством, –
Тебе даем мы. Альбани и ты –
Хозяева навеки. Что же скажет
Жена Корнуола нам, Регана? Молви.
Я из того ж металла, что сестра.
Цены одной достойны. Я от сердца
В ее речах свою любовь узнала;
Но кратко слишком. Я же заявляю,
Что мне враждебны всякие утехи,
Нам доставляемые высшим чувством.
В одном я нахожу себе блаженство –
Любить ваше величество.
Бедна я!
И все же – нет: моя любовь, я верю,
Гораздо больше весит, чем слова.
Тебе с потомством в вечное владенье
Вот эта треть отходит королевства.
Не меньше мест в ней ценных и приятных,
Чем в части Гонерильи. Ну, малютка, –
По летам, не любви, – из-за которой
Французских вин с бургундским молоком
Ведется спор, что скажешь ты, чтоб взять
Себе часть лучшую, чем сестры? Молви.
Ничего, государь.
Ничего?
Ничего.
Ничто родит ничто. Скажи еще раз.
Я так несчастна. То, что в сердце есть,
До губ нейдет. Люблю я вашу милость,
Как долг велит: не больше и не меньше.
Как! Как, Корделия? Скорей поправься,
Не порти дела.
Добрый государь,
От вас имею жизнь, любовь, питанье
И полностью за это вам плачу:
Люблю вас, повинуюсь, уважаю.
Зачем же у сестер мужья, когда
Так любят вас? Случись мне выйти замуж,
С рукою отдала б я половину
Любви моей, забот и уваженья.
Нет, никогда б я не вступила в брак,
Любя лишь вас одних.
От сердца говоришь?
От сердца, сэр.
Хоть молода, черства ты.
Хоть молода, правдива.
Возьми ж в приданое себе правдивость.
А я, клянусь священным блеском солнца
И таинством Гекаты, темной ночью,
Влиянием созвездий и планет,
Что руководят жизнию и смертью, –
Вот отрекаюсь я забот отцовских,
Родную близость крови отвергаю,
И объявляю я тебя чужою,
Отныне и до века! Дикий скиф
Иль тот, кто дряхлых дедов поедает,
Свой голод утоляя, будут ближе,
Роднее, дружественней и приятней,
Чем ты, когда-то дочь.
Мой государь…
Молчи, Кент!
Дракона в гневе лучше не тревожить.
Ее любил, ее заботам думал
Остаток вверить дней. – Прочь с глаз моих!
Клянусь покоем гроба, я из сердца
Тебя исторг. – Позвать француза. Что ж?
Позвать бургундца. – Альбани и Корнуол,
К своим частям прибавьте третью долю:
Пусть гордость ей отыскивает мужа.
Вот облекаю вас согласно праву,
Мне данному, всей силой полномочий,
Со властью сопряженных. Сам же буду,
Оставив сотню рыцарей для службы,
По месяцу гостить поочередно
У каждого из вас, себе оставив
Почет и званье короля. Вам – власть,
Права, доходы, все прерогативы,
Зятья возлюбленные, в знак чего
Венец сей поделите.
Лир, король мой,
Кого, как повелителя, я чтил,
Кого любил я, как отца, чье имя
В молитвах ежедневно повторял.
Лук натянул я – дальше от стрелы.
Спускай скорей, хотя б стрела пронзила
Мне сердце. Пусть же будет Кент невежлив,
Коль Лир дурит. Чего, старик, ты хочешь?
Чтоб я забыл свой долг, умолкнув там,
Где лесть гнет спину? Прямота почетна,
Когда король безумствует. Опомнись!
Подумай хорошенько! Подави
Злость безобразную. Ручаюсь жизнью,
У младшей дочери любовь не меньше.
Не бессердечны те, чей слабый голос
Притворства не знавал.
Рискуешь жизнью, Кент.
Всю жизнь опасностям я подвергался
В борьбе с твоим врагом, – терять не страшно
Ее в твою защиту.
С глаз долой!
Вглядись получше, Лир, и мне позволь
Мишенью быть для глаз.